Дункан вылезает следом за сыном и поднимает взгляд на дом. Парадная дверь открыта, но Энди не видно.

Хелен выпускает Сэма из объятий и внимательно оглядывает его. На присутствие бывшего мужа она не реагирует никак, даже не здоровается.

– Хорошо провел выходные? – спрашивает она сына.

– Да, спасибо.

– Чем занимался?

– Мы ездили в развлекательный центр, на Квинс-вэй. Там все есть – и ролики, и боулинг, и видеоигр полным-полно. Было здорово!

Дункан улыбается.

– Ага. В одной игре мы получили главный приз.

Хелен смотрит на Сэма глазами, полными любви и тепла. Но когда переводит взгляд на Дункана, ни того ни другого в них не остается.

– Ладно, Дункан, спасибо, что привез мальчика вовремя. Ты, надо полагать, спешишь?

"А ты, надо полагать, хочешь, чтобы я убрался отсюда, да поскорее", – думает Дункан.

– Вообще-то, Хелен, мне бы хотелось кое-что с тобой обсудить.

Он знает, что она не откажет, особенно в присутствии Сэма. Хелен прекрасно понимает этот маневр и бросает на него взгляд, полный неприкрытой злобы.

– Сэм, мы с папой хотим кое-что прояснить. Хочешь забежать внутрь и взять себе кока-колу или еще что-нибудь? Я мигом, поговорю с папой, и к тебе.

Они воображают, будто щадят его, но Сэм-то прекрасно изучил своих родителей и видит, что назревает ссора. Мальчик отстраняется от Хелен и неловко, смущенно обнимает Дункана за пояс.

– Пока, папа. До встречи.

– Увидимся.

Отец пробегает пятерней по голове сына, и тот, со взъерошенными волосами, взбегает по ступенькам к двери. Он еще не пропал из виду, а Хелен уже шипит:

– Ну, что еще у тебя?

– Что твой Энди внушает нашему Сэму?

– Насчет чего?

Дункан имитирует голос записного разглагольствующего либерала:

– Брутальность полиции возрастает, но большинство пострадавших не жалуются, потому что люди слишком напуганы или считают, что их жалобы все равно потонут в бюрократических проволочках.

– Брутальность полиции?

– Да. Это именно те слова, которые употребил Сэм. Много ты знаешь девятилетних мальчишек, способных выдать такую фразу? Что еще говорит ему Энди?

– Ничего особенного. Просто как-то раз Энди принес домой сборник статей, выпущенный университетом. Сэм спросил, что это, Энди ему показал. И мы обсудили его содержание. Немного поговорили. Вот и все.

– Скажи своему Энди, чтобы он бросил эти свои штучки.

– Дункан, Бога ради, перестань. Энди может делать что хочет.

– Если Энди, на хрен, хочет мою жену...

– Бывшую жену.

– ...То флаг ему в руки. Но он не получит моего сына. Ты поняла?

– Не будь придурком, Дункан. Энди не пытается влезть Сэму в доверие, не корчит из себя суррогатного отца и не настраивает Сэма против тебя. Отношения у них с Сэмом дружеские. Они говорят о многом, и ты, может быть, удивишься, но тебя во главе списка тем, обсуждаемых по вечерам, не замечено.

Дункан грозит пальцем перед лицом Хелен.

– Если я узнаю, что твой долбаный Энди и дальше будет пичкать Сэма подобным дерьмом, он у меня на своей шкуре узнает, что такое эта долбаная "брутальность полиции"!

– Это что, угроза?

– Ты просто скажи ему, вот и все.

Хелен поднимается вверх по ступенькам и хлопает дверью, выставляя барьер между бывшим мужем и своей новой жизнью. Дункан садится в машину и медленно отъезжает, зная, что рвануть в порыве ярости с места – значит дать понять Хелен, что он выведен из себя. Он не доставит ей такого удовольствия.

Но на самом деле злость и досада так сильны, что Дункан скрежещет зубами.

На месте его брака – пустота. И такой же пустой стала вся его жизнь.

Не исключено, что в других обстоятельствах родители Реда одобрили бы его решение поступить на работу в полицию. Пусть он не стал ни бухгалтером, ни банковским служащим, ни юристом, на что рассчитывал отец, но тем не менее такая работа могла считаться серьезной и вполне подходящей. Для другого человека, в других условиях.

Однако на фоне всего случившегося ранее его выбор был воспринят ими как оскорбление, как еще один болезненный удар, в дополнение к тем многим, которые он уже нанес своим близким. Однажды отец явился к нему без предупреждения и заявил, что раз он избрал такой способ успокоить свою совесть, они с матерью, со своей стороны, не желают иметь с ним ничего общего.

Попытки урезонить старика ни к чему не привели, и Ред, выйдя из себя, попытался его ударить. То, что это было ошибкой, он понял, едва успев занести кулак, и единственным утешением в этой неприятной ситуации явилось то, что он промахнулся.

Отец вышел из его комнаты и, как говорится, навсегда ушел из его жизни.

Во время обучения, стажировки и на первых этапах работы в полиции Ред проявлял исключительное рвение, добровольно вызываясь на сверхурочные дежурства. Это не способствовало расширению круга общения и практически не оставляло времени для личной жизни, так что Ред уже совсем было смирился с постоянным одиночеством, но тут случай подарил ему встречу со Сьюзен. Она была медсестрой в больнице Адденбрук, в Кембридже, куда он явился, чтобы допросить раненого. На следующий вечер они встретились, чтобы вместе выпить, а по прошествии менее чем трех месяцев уже поженились. Быстро, может быть, слишком быстро. Углядев в свадьбе возможность для примирения, Ред поступился своей гордостью и отправил приглашение родителям – но они не только не явились, но даже не сочли нужным ответить. С того момента, со дня своего бракосочетания, Ред считал, что его семья состоит только из них двоих, из него и Сьюзен, ставшей во всех смыслах его половинкой. Человеком, с которым он намеревался строить будущее и который должен был помочь ему забыть о прошлом.

Начало было многообещающим, но потом все пошло наперекосяк. Даже теперь, по прошествии семи лет, Ред не знает на самом деле, как и почему не заладилась его семейная жизнь. Первые пару лет, пока брак и их чувства были свежи, все казалось прекрасным. Потом новизна истерлась, блеск потускнел, пламя угасло. Возможно, будь у них дети, это, с одной стороны, отвлекало бы их друг от друга, а с другой – цементировало брак. Ну а так Ред все более отдалялся от жены, углубляясь в работу. Чему способствовал и постоянно возраставший интерес к его персоне со стороны средств массовой информации.